Из беседы писателя и публициста Платона Беседина с известным православным священником, миссионером Андреем Ткачёвым:

- Отец Андрей, несколько месяцев назад вы покинули Киев, где вели активную миссионерскую православную деятельность. Тогда вы отказались от каких-либо комментариев по данному вопросу. Пришло ли время дать их сейчас?

— ...Множество ручейков стеклось в одну реку, обстоятельства сложились таким образом, что следовало принимать решение. Я принял решение уезжать. Не сочтите за избыток скромности или конспирации. Это всё, что я хочу и могу сказать по данному поводу.

Могу только добавить, что я всегда и ощущал, и самоидентифицировал себя, как русского человека. По религии, по культуре. И теперь, когда в стране всё русское воспринимается, как вражеское, мне и моей семье просто не осталось там места. Это стойкое внутреннее убеждение. Я вернулся, как и полуостров Крым, на духовную и историческую Родину.

- На Майдане было много униатов, которые благословляли происходящее там. Сейчас они и другие благословляют карательную операцию. В Донбассе со стороны местных священников происходит нечто подобное. Как в такой ситуации должен вести себя священник?

— С униатов нужно будет многое спросить. Километры отснятой плёнки нужно будет просмотреть, ещё раз вслушаться во все эти непрестанные «моления» на фоне огня, стрельбы и барабанного боя. Нужно будет попытаться понять, как это у людей получается чередовать раз за разом слова «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим» с криками «Смерть врагам!». Что это: психическое нездоровье или полное невнимание к произносимому тексту? Вопросов много. Историки, психологи и религиоведы нас сильно со временем удивят своими выводами и наблюдениями. Для меня, например, «майданная духовность» говорит так много, что в пору книжку писать.

А восточные отцы никуда не ездили, никакие площади не захватывали, никого на баррикады не звали. Им и в страшном сне не хотелось никого поднимать на ножи. Но когда в их дома прилетели снаряды, когда их паству стали разрывы на части кромсать, то, что им делать оставалось? Остаться с воюющей паствой. Не они войну зажгли, не им и отвечать за неё. И это в их храмы, а не к униатам, снаряды прилетают. Так что многим поневоле пришлось становиться в ряды военного духовенства. Многим Господь и венцы сплетёт.

- Вы сейчас в Москве. Как устроились? Какие ваши планы?

— Жив. Служу. Ни на что особо не жалуюсь, хотя мне уже не восемнадцать, со мной семья, и на подъём в таких условиях человек уже не очень лёгок. Людей много хороших, вот это — факт. Чудесных, отзывчивых, талантливых людей. И Церковь уж больно красива, сильна и хороша, не смотря на все известные нам и неизвестные сложности. Хочу работать. Работы много, и у Церкви великое будущее. Всей кожей это чувствую.



- В конце я хотел бы задать такой вопрос. Насколько близки, похожи ваши прихожане в Киеве и в Москве?

— Это одни и те же люди. С неизбежными и допустимыми модификациями внутри одной категории, все они — православные славяне, братья и сёстры. У нас общая история, общая химия крови. И плюсы их мне знакомы, и минусы известны. Наши они люди, родные. Кто говорит, что они — разных полей ягоды, тот лжёт на истину и тяжко согрешает. Мы дети одной Матери-Церкви, из одного Купельного лона вышли, от одной Чаши вскормлены, одним Миром мазаны. Исторические задачи у нас тоже едины. Кто от этого отречётся, тот себя навеки потеряет. Как пить дать.